Глава 7

Лиза

Я лежала в отведенной мне комнате и смотрела в потолок. Мысли то рассеянно разбегались в разные стороны, то возвращались всем скопом, прокручивая события вечера.

Крики в столовой были слышны мне даже на третьем этаже. И злой топот ног по лестнице, и громкий хлопок дверью. Тяжело было сказать, кто с кем не сошелся во мнении, но причина была настолько очевидна, что я только зябко поежилась под своим одеялом, вслушиваясь в происходящее — не зазвучат ли сейчас шаги и на моей лестничной клетке, не откроется ли дверь, и не скажут ли мне выметаться.

Не сказали.

В доме еще довольно долгое время была слышна возня отходящего ко сну семейства — негромкий шум воды в ванной, которая, судя по всему, находилась практически подо мной, приглушенные женские голоса. Мужского слышно не было. А когда все окончательно стихло, я вдруг поняла, что не могу уснуть.

Нет, есть мне не хотелось несмотря на то, что я так и осталась без ужина. А вот вымыться — хотелось до невыносимого зуда в теле. Принять нормальный душ, одной, с горячей, а не полутеплой водой, постоять под ним сколько хочется, а не пока тикает секундомер, смыть с себя весь этот год содержания в изоляторе.

Я пролежала, сражаясь с этим желанием, больше часа, и в итоге все же не выдержала. Все уже наверняка видят третий сон. Я быстренько, туда — и обратно.

Халата государственная щедрость не предусматривала, поэтому в коридор я высунулась, как была, в сорочке, прижимая к груди полотенце и гигиенические принадлежности.

Тишина и темнота.

Слух меня не подвел, и дверь в ванную я угадала с первой попытки.

Это были прекраснейшие полчаса моей жизни за весь последний год.

…и надо ж было светлому все испортить!

Признаться, в первые мгновения я не на шутку испугалась. Сначала, когда, выйдя в пустоту коридора, чуть не налетела на живое препятствие, потом… потом, когда увидела этот взгляд. Нормальный заинтересованный взгляд нормального мужчины при виде все равно что обнаженной женской груди.

В горле пересохло и колени подкосились. Я торопливо запахнула полотенце, а в голове уже вовсю варилась паническая мешанина из мыслей. Боже правый, вот уж о чем год содержания в женском изоляторе заставляет позабыть, так это о том, что ты — женщина. Да еще и, спасибо матушке-природе, вполне себе привлекательная. И беззащитная. Лишенная магии, отданная практически во владение. Что я смогу сделать, если светлый ко мне полезет?

Ничего.

Никто не будет рассматривать заявление об изнасиловании от темной с пожизненным уголовным сроком, а с мечтами об «искуплении» можно будет распрощаться.

Светлый удивил.

Настолько, что, когда он отвернулся и пошел прочь, я еще несколько секунд смотрела ему в спину, переваривая случившееся. А потом торопливо убежала к себе, где с трудом удержалась от совершенно идиотского желания подпереть стул дверью, на случай если мужчина передумает.

Стул остался стоять, где стоял, а светлый не передумал.

Он наверняка уже видел третий сон, а я все еще таращилась в потолок.

Сон — черная яма. Сны мне не снились, и иногда я об этом остро жалела, а иногда — неистово радовалась. Но, тем не менее, я почему-то начала бояться спать. В изоляторе тютю и рохлю Лизу Миллс, примерную домашнюю девочку, не обижали, а когда попробовали, быстро уяснили, что с сестрой Дэвида Миллса лучше не связываться — благо, содержали там точно таких же условно-виновных темных, как и сама Лиза по легенде. Две бешеных драки, изодранные в кровь противницы, обзаведшиеся изрядными проплешинами — и я получила возможность тихо жить в уголке, не опасаясь, что меня во сне придушат. 

Забыть. Забудь об этом, Лиза! Думай о хорошем. Настраивайся на сон. 

Здесь мне и вовсе бояться засыпать незачем. Тихая комната — даже уютная по-своему. Тесная, темная — но на одну меня. Без соседок. Хорошо. 

Хорошо же, Лиза? 

Чистое белье. Запах лаванды. Душ — не температуры окружающей среды, а настолько теплый, насколько тебе хочется, и одной, тебе одной! И можно мыться сколько угодно и не спешить! 

Но ты все равно спешишь. 

Ты отвыкла от свободы (даже такой, условной), и она тебя беспокоит, Лиза. 

Ничего, пройдет. 

Нужно просто спать, и не думать о прошедшем дне. 

Вообще, не думать о прошлом. 

Но сон-черная яма пугает, и внутренний собеседник не способен ни переубедить, ни отвлечь, и мысли лезут сами. 

У Дэвида было прозвище «Скорый Поезд». Заслужено — он несся к цели по прямой, как по проложенным рельсам, игнорируя какие бы то ни было препятствия, через реку — мост, через гору — туннель. Увлеченный человек, харизматичный мужчина и сильный маг. 

В детстве мы не были особо близки — и сошлись внезапно уже оба будучи почти взрослыми, на почве темной магии. Тогда, когда со мной приключилась первая любовь — острая, сладкая, страстная, взаимная. 

Я влюбилась в теорию магии крови. Тогда еще — просто науку, не названную бесчеловечной, не вымаранную со страниц учебников и не запрещенную к изучению и преподаванию. 

Я изучала это искусство и наслаждалась открывающейся мне гармонией, безупречной логикой причин и следствий, красотой и лаконичностью построений и связей. Познавала ее — как познают возлюбленного, открыто и доверчиво распростертого передо мной, и болезненно вздрагивала, натыкаясь — словно напарываясь — на ограничивающие эдикты и законодательные вето. 

Искусство магии крови было широко, полно, и течения его уводили туда, под решетки и пики запретов. Я испытывала почти физическую боль от невозможности проверить свои выкладки, подтвердить или опровергнуть предположения. Практически в ярость впадала — теория магии крови увлекла меня целиком, и я ухнула в эту свою страсть с головой, как в омут. 

Мы с Дэвидом могли часами сидеть ночами на кухне, обсуждая и делясь, сопереживая друг другу и друг друга подпитывая. 

Дэвид уже тогда примкнул к течению, выступающему за послабление магических ограничений, и я страстно его поддерживала. 

Дура. 

Я заворочалась. 

Ночь затянула тучами небо, заволокла луну и звезды. Снова кольнуло беспокойство — а что, если светлый все же возьмется приставать? Что делать? 

«Если пристанет — дать!» — цинично посоветовал внутренний собеседник. Подозрительно похожий на здравый смысл. 

Да иди ты! 

«А что? Он мужик видный, противно не будет, если с умом взяться, а долгое воздержание вредит здоровью и портит характер», — глумился внутренний голос. 

Беседа с самой собой свернула определенно в не то русло.

Но… если подумать — то к любовнице он должен быть помягче, а снисходительность светлого мне, определенно, пригодилась бы.

Да и мужик он, действительно, видный.

Да и я действительно давно одна.

...а характер у меня и в лучшие дни благостностью не отличался…

Так, стоп!

Спи, Лиза!

А если не можешь — то думай, хотя бы, не о прошедшем, а о дне грядущем.

Это всяко эффективнее.

То, что после побега из страны нужно сваливать — это ясно, как день. Во-первых, здесь темную беглянку властям выдаст всякая собака — если, конечно, выдадут, а не сами линчуют. Во-вторых… Тошнит меня от милой родины. Моя б воля — умчала бы отсюда прямо сейчас и не останавливалась бы до самого Северного Полюса. Или Южного. Ханжи. Лицемеры чертовы.

Но до побега еще нужно дожить — раз. И сбежать еще нужно суметь — два.

Так что, мне нужен план. Вариант плана — получить освобождение через прощение кого-то там я даже не рассматривала. Нашли идиотку!