Часть 2 - Глава 7

VII

— Ты можешь перебраться на кровать, — сухо сказала мне Оля рано утром.

— М-м-м, — промычал я и продолжал спать.

Проснулся я в итоге позже всех и когда вышел к общему завтраку, меня встретили шутливыми комментариями.

— Я не высыпаюсь, — пояснил я хмуро. — Не знаю, Артём, как ты, а я в будни не высыпаюсь.

Хотел добавить ещё что-то, но воздержался: меня всё равно никто не слушал. Дядя Николай завладел общим вниманием, рассказывая что-то потешное.

Позавтракали — и все собрались в город. И то: «УАЗ-Патриот» даже для пятерных просторен.

По пути Артём вдруг, ни к селу ни к городу, принялся рассказывать «случай»: историю о том, как его коллега «накрыл» заведующую детским садом и успешно превратил доследственную проверку в уголовное дело. Та самая заведующая как будто подделала протокол родительского собрания. Казалось бы, нарушение невеликое, но какой умысел за ним скрывался, какой умысел! Предлогом для всего этого рассказа было то, что он меня, тоже муниципального служащего, стремился предупредить и предостеречь от небрежностей, а то гляньте, мол, в экий переплёт по беспечности может угодить человек. Спасибо за заботу, конечно, только вот меня почти физически тошнило от этого рассказа, от энергично-настойчивого обвинительного тона моего двоюродного брата, от его профессиональных словечек, да и просто от этого выражения «преступный умысел», применённого к моей коллеге. Вот уж, правда, нашли опасную преступницу и главаря преступной шайки! Орден повесьте себе на китель! Оля, впрочем, к рассказу проявила живой интерес. Валерия Никитична тоже время от времени вставляла своё «очень умное» словечко.

— Произвёл «осмотр места происшествия» и, соответственно, выемку документов, — заливался соловьём Артём. — Глядь, а одного-то нету! То есть за вторым протоколом сразу идёт четвёртый. Уже зацепка, верно? Но самая главная заковыка была вокруг подписи! Потому что к заявлению приложили не оригинал, а копию. А по копии как экспертизу сделаешь? Ведь экспертиза делается по скорости высыхания пасты шариковой ручки, если кто не понял. Безумных бабок стóит, кстати. Это так, между нами девочками…

— Всё это напоминает роман Дэна Брауна, — произнёс я отчётливо.

— В каком смысле? — опешил мой кузен.

— В том, что читаешь — и как будто увлекательно: расследование, интрига… А закроешь эту макулатуру — и так отвратно! Будто картону наелся…

— Тебе не нравится — так не слушай! — возмутилась Оля. — Хотя я бы на твоём месте слушала да на ус мотала! Продолжайте, Артём! Очень интересно!

— Да, — произнёс Артём, немного помолчав. — Отвратно, в самом деле. Отвратно то, что руководитель образовательного учреждения себе позволяет такие вот вещи вытворять с наивной надеждой обмануть государство. И я с тобой согласен, полностью. Если ты, конечно, в этом значении говоришь про «отвратно». Так я продолжу! Экспертизу копии делать — только если почерковедческую. Казалось бы, дохлый номер, да? Но Сашка нашёл выход…

У меня на коленях лежала моя меховая шапка, и руки я держал под ней. Было бы место рядом  — положил бы шапку на сиденье, но рядом, между мной и Олей, Валерия Никитична сидела (за что я ей был втайне благодарен). Едва Артём сказал про выход, как вдруг —

Здесь я должен сделать отступление про это «вдруг». Я знаю очень хорошо, что «вдруг» нечто случается лишь в плохих детективах и в романах Достоевского. Кстати, почему бы обязательно второй категории исключать первую? Почему бы не глядеть на «Преступление и наказание» как на детектив среднего качества, что одновременно не умаляет его ценности как великого романа? Всё, что с нами происходит «вдруг», имеет свою причину, своё происхождение, свою предысторию. В оправдание себе скажу только, что совершившееся меня действительно застало врасплох, ударило как молния из хмурого зимнего неба, как гейзер из асфальта, как сердечный приступ. Если же меня спросят про причину и предысторию, я отвечу: а зачем я писал первую часть и вот уж почти половину второй? Вот — моя причина! Вот — моя предыстория! Всё, написанное выше, и есть пояснение, пусть невнятное, положим, пусть даже косноязычное, как я пришёл к этому «вдруг»!

— вдруг моя левая рука как бы ожила, проявила свою волю, словно это была воля иного, независимого владельца, и осторожно, нежно коснулась моей правой руки. Погладила её.

Я застыл от чего-то, близкого ужасу. Но и восхищению. Заметьте, что подлинное восхищение всегда близко ужасу, хотя обратное и не верно. Затем спросил (мысленно, разумеется: не выжил ведь я из ума):

«Кто Ты?»

Словно некто невидимый улыбнулся в моей голове и голос — девичий голос — мне ответил:

«Кто я? Я — вторая Ты. Кто же ещё?»

По поводу этого голоса я не был уверен, как не уверен и сейчас, что действительно слышал его. Больше всего походило на то, как будто сам я придумал себе невидимого собеседника и разговаривал за него и за себя разными голосами, словно кукольник, который поочерёдно говорит то за Петрушку, то за какую-нибудь Марфушку, надев первого на правую руку, а вторую — на левую. Клясться, впрочем, что именно так, а не иначе, что со мной не разговаривает кто-то иной, я не стал бы.

«Вторая “я”?»

«Да и нет… Правда в том, что я тоже живая. И… я тоже живу здесь».

«Здесь? У меня в уме? Вот это новость!»

«А Ты и не заметил?

«Как я вообще должен был Тебя обнаружить?»

«Верно: и как Ты мог заметить… Я, похоже, спала».

«Спала?»

«Тридцать лет».

«Тридцать один, если быть точным».

«Верно. Но это не значит, что я никогда не просыпалась. Может быть, Ты помнишь, как влюбился в своего друга…»

«“Влюбился”! — мысленно усмехнулся я. — Разве это так называется? Ты хочешь сказать, я был влюблён в Арнольда?»

«Я — была».

«Просто здорово! Меня подозревают в нездоровых наклонностях?»

«Нас никто не слышит, Володя, — ласково попеняли мне. — И что за вопрос странный? Я не православная публицистка, мне не нужно ничего доказывать. И я — не Ты, всё-таки».

«Ты уверена в этом?» — усомнился я.

«Как я могу быть в чём-то уверена? Я только-только начала осознавать себя… А помнишь ещё случай в автобусе?»

«Ах, это! — я улыбнулся. — Когда меня спросили: “Девушка с книжечкой, что у Вас за проезд?”?»

«Нет, другой! Ты тоже читал, но сидел, и к Тебе на очередной остановке подсел какой-то дяденька…»

— Стоп, стоп! — крикнул я в голос.

Артём резко ударил по тормозам.

Изумлённые, мы все пятеро глядели на старуху, которая непонятно откуда взялась на зимней дороге. Впрочем, я не склонен именно старуху подозревать в чародействе. Просто все зазевались, а водитель, со своим повествованием о похождениях бравого коллеги, больше всех.

— Спасибо тебе, брат, — севшим голосом произнёс Артём, когда старуха перековыляла через дорогу. — От статьи меня избавил…

Рассказа он не возобновил, и до города мы доехали молча.

Оля попросила её высадить сразу после моста.

— Всем пока! — весело крикнула она, прощаясь, а в мою сторону даже не посмотрела.