Глава 5

Отдышавшись, подошла к зеркалу. Зрелище то еще. Волосы растрепаны, ворот платья растянут, лицо пылает, на одной щеке четкая полоска, там, где рельеф двери надавил мою кожу. Губы распухли и потрескались, а правая сторона шеи – один сплошной засос. Зверь меня пометил, нагло и наплевав на все и всех.

– Сука конченая! – сказала я, рассматривая красные пятна на коже.

Само собой, что при всем моем показном похеризме я не могу вернуться к остальной компании в таком экзотичном виде. Понятно, что отец будет зол, что я ускользнула в такой момент. Но если я заявлюсь, сверкая этим новым «украшением», которым наградил меня Рамзин, он меня вообще прикончит. Фыркнула и подмигнула своему отражению. Типа того, что я прям вся в печали, что сегодня не придется видеть никого из той честной компании.

Выскользнула из туалета и тут же натолкнулась на людоедку. Что, на хрен, за вечер у меня сегодня такой? Демонстративно проигнорировала ее и пошла в сторону своей комнаты. Но гадюка догнала меня и вцепилась в локоть.

– Что, уже успела и Рамзина ублажить, маленькая шлюшка? – прошипела она, полностью оправдывая данную мною ей классификацию видов.

– Ты меня с собой-то не путай, стерва. Я предпочитаю, чтобы меня ублажали, а не наоборот, – огрызнулась я и выдернула руку из ее мерзкого захвата.

– Такой, как он, никого ублажать не станет, дура. Рамзин имеет все и всех и привык, что ему подчиняются. Такая долбанутая на всю голову своевольная сучка ему на хрен не нужна. Так, оттрахает тебя разок, и до свидания, – ядовито процедила она.

– Разок? – зевая, обернулась я. – А тебя клинит, что на тебя у него вообще ни разу не встанет, даже если бы ты и пузатой не была?

– Да что ты можешь в мужчинах понимать?

– Тут ты права. С тобой мне не сравниться. С таким количеством членов, которые ты перебрала, пока до моего папашки добиралась, было бы странно, если бы ты опыта не набралась! Что, теперь жалеешь, что тебе вовремя такой, как Рамзин, не попался? А то на него охоту открыла бы.

– Дура! Невозможно охотиться на охотника! И такого ловить без толку. Все равно не удержать. И мой тебе совет: если не хочешь потом до конца жизни сравнивать с ним каждого своего мужика не в их пользу, не спи с ним. Второй раз тебе такой же вряд ли попадется, и будешь мучиться.

– Спасибо за заботу! – Только уже как-то поздновато.

Я ушла, не желая дальше лаяться с ней. Надоело это мне уже до тошноты.

– Думаешь, ты намного лучше меня? – понеслось шипение в спину.

Нет. Похоже, теперь, когда меня выгодно продали в добрые, а главное, нужные руки, я не особо от нее отличаюсь. Только она продавала себя по собственному желанию, стремясь пристроиться получше. А я позволяю сделать это за меня. Почему? Потому что по большому счету мне на все плевать. Даже на себя. У меня давно уже нет иллюзий и розовых очков. Так какая, в сущности, разница? В жизни нет ничего, кроме удовольствий, которые можно получить здесь и сейчас за деньги. А никакой любви до гроба в горе и в радости, преданности, непродающейся дружбы и душевной близости не существует. НИ-ЧЕ-ГО! Нежная девочка Яна, которая верила во все эти глупости, померла от горя много лет назад, увидев всю неприглядность человеческих отношений, ее омерзительно честную изнаночную сторону. Пока у тебя есть деньги и ты здоров, тебя любят и ценят. Когда ты нищий или больной, ты не нужен никому. Тебя вышвыривают, заменяют кем-то другим с оглушающей простотой и легкостью. И продолжают дальше жить, не мучаясь никакими моральными дилеммами. Не тоскуя по ночам, не вспоминая и не рыдая в подушку, пока никто не видит. Нет никаких неумирающих чувств. Сегодня ты есть, завтра тебя нет, а человек, которому ты сдуру позволяешь стать центром твоего мироздания, просто идет дальше. А эти все красивые иллюзии – для идиотов, не желающих видеть жизнь так, как она есть. Я не из их числа. Нет никакой магии чувств, а только дешевые фокусы, возня за ширмой. Так что я не собираюсь делать резких движений и отказываться от всего, что имею, просто ради какой-то никому не нужной гордости и никчемных жизненных принципов. Кому от этого будет легче? Чью жизнь это спасет? Красивые и эффектные жесты и поступки для книжек и кино. В реальной жизни им нет места. Хочет отец, чтобы я вышла за Вячика? Да ради бога! Я из этого теленка веревки совью, а через год, когда папаша вернет мне деньги и свободу, вообще свалю от всех и буду жить в свое удовольствие.

Как только я стала раздеваться, раздался требовательный стук в дверь.

– Яна, какого черта?! Вернись сейчас же попрощаться с Вячеславом. Это ужасно невежливо.

Не-а, папочка, ужасно невежливо будет прощаться с моим новоиспеченным женишком, сверкая свежими засосами. Вот это правда не комильфо.

– Пап, меня тошнит. Извинись за меня перед Вячиком. Я ему завтра позвоню.

Отец помолчал с минуту, видимо понимая, что вытащить меня добровольно не удастся, а скандалить, когда внизу гости, не вариант.

– Мы еще поговорим об этом, – недовольно проговорил он сквозь дверь и ушел.

А как же, поговорим. Ты, само собой, не забудешь высказать мне все, что об этом думаешь.

Я переоделась, выбрав сегодня узкие джинсы и короткий топ, открывающий живот, но надежно скрывающий мое меченое горло. Выскользнула в двери. Повинность я отбыла и заслужила немного оттянуться. Выпрыгнула в окно на первом этаже и отправилась в клуб.

Музыка, выпивка и толпа чужих людей, где никому нет ни до кого никакого дела. Да, это то, что мне сейчас нужно.

Не искала целенаправленно Антошу, но куда же от таких, как он, в подобных местах денешься. Само собой, он нашелся в толпе подобных ему золотых мальчиков и девочек, вальяжно развалившихся на мягких диванах в VIP-зоне. Сидели со скучающими мордами, изображая офигительно крутых челов. Невольно вспомнила манеру держаться Рамзина. Вот уж кому не нужно напрягаться, чтобы выглядеть хреновым императором среди толпы черни.

Антоша заметил меня, и вся его показная скука слетела, и он заерзал на месте и помахал тонкой лапкой, пытаясь привлечь мое внимание. Я посмотрела на него, но нарочно не сдвинулась с места. Он, не выдержав, подорвался и подошел ко мне.

– Солнышко, ты куда в тот раз пропала? – перекрикивая музыку, спросил он.

Уехала трахаться до потери сознания в прямом смысле слова. Я безразлично пожала плечами. Как будто я намерена перед ним отчитываться.

– Пойдем к нам?

Не особо желала общаться с ним и его компанией и развернулась к бару. Спустя несколько коктейлей и море болтовни Антоши, которому мне захотелось с наслаждением двинуть стаканом по лицу, почувствовала устойчивое желание просто забить на все и танцевать. Что, собственно, и сделала, уйдя, не оборачиваясь, на танцпол. Мое тело – музыка, мое сердце – просто биение басов, меня ничего не волнует, и мной ничто не управляет, кроме ритма. Малинин прижался сзади ко мне, и мы поплыли по ритму вместе. В танце он был не так уж и плох. Впереди появился еще один из полузнакомых парней из их компании, и вот мы уже двигались втроем. Руки парней осторожно скользили по моим бокам. Мне неожиданно понравился этот тесный контакт, в котором именно я вела, и у меня была вся власть. Откинулась полностью на Антошу и прижалась задницей к его паху. У него уже стоял, и по телу бывшего одноклассника пробегала дрожь. Он застонал и обхватил меня за талию, зарываясь лицом в мои волосы.

– Детка, ты такая горячая, – пробормотал он мне на ухо, тяжело дыша.

Запустила руки в волосы парня передо мной и притянула его ближе. Потерлась об обоих и засекла, как голубые глаза напротив заволокло дымкой вожделения и рот парня открылся.

– Господи, я сейчас прямо здесь кончу, – простонал Антон и поцеловал меня за ухом.

В этот момент его кто-то дернул сзади и меня крутануло, так как он не сразу сообразил разжать свои руки. Мой локоть больно сжали, и я в гневе обернулась. Черт, то ли я достаточно пьяна, то ли в душе чего-то такого ожидала, но даже не удивилась, когда увидела перед собой Рамзина. Его лицо – просто картина маслом: как выглядит хищный зверь, которого порядком раздраконили.

За его спиной стояли два угрюмых шкафа, способных, наверное, поезд на ходу взглядом остановить.

– Ты сегодня с группой поддержки? – ухмыльнулась я и рванула свою руку.

– Это отныне твоя группа поддержки, Яночка, – ответил Рамзин мне с плотоядной улыбкой.

– Руку отпусти, урод! Я танцую! – дернулась я опять.

– На сегодня уже натанцевалась, дорогая. – И он развернулся и потащил меня к выходу.

Один из амбалов шел впереди, прокладывая нам дорогу в толпе, как чертов ледокол, второй же плыл в фарватере, унимая одним только взглядом тех, кто пырхался предъявить претензии к тому, что был так бесцеремонно отброшен с дороги.

– Да какого хрена! – возмутилась я, как только мы оказались снаружи. – Отпусти меня!

Рамзин молчал и просто шагал к машине. Я попыталась пнуть его по ноге, но алкоголь и координация моих движений не смогли между собой договориться, поэтому я просто потеряла равновесие и практически упала. Рамзин злобно заворчал и подхватил меня. Оставшееся расстояние до машины нес, как мешок, на плече.

– Сука ты! Меня сейчас вырвет! – с угрозой произнесла я. – Хамбец будет твоему костюмчику.

– Поверь, я могу себе позволить еще один.

Он запихнул меня на заднее сидение представительского седана, а оба шкафообразных мужика сели на водительское и переднее пассажирское место.

– Ой, мальчики, я на троих как-то не рассчитывала, – поглумилась я, откидываясь на прохладную кожу сидений. – Че-то не уверена, что потяну.

– Заткнись! – прорычал Рамзин. – Ты что, опять под наркотой?

Он ухватил меня за подбородок и включил свет в салоне. Посмотрел в мои глаза, яростно щурясь.

– Пошел ты! – вырвалась я. – Даже если так и было бы, тебе, на хрен, какое дело? Ты кто такой вообще, чтобы лезть ко мне?

– Еще раз обдолбаешься, я тебя так освежу, что на всю жизнь запомнишь. Поняла?

– Я делаю что хочу! Хочу – кислоту жру, хочу – групповуху устраиваю, и никого это не касается. Понял? – ответила в тон ему.

Рамзин неожиданно стиснул мои ноги, рывком разворачивая, и моя задница соскользнула по сиденью. Я оказалась лежащей на спине, а он придавил меня собой.

– Хочешь быть как следует оттраханной? Так попроси меня. Если будешь достаточно вежливой, я один сделаю это лучше, чем все эти малахольные мальчонки, об которых ты терлась, как шлюха последняя, – и он толкнулся бедрами, давая почувствовать, что уже возбужден до предела.

– Слезь с меня, – я сделала попытку ударить его лбом в лицо и заколотила по спине, стараясь вывернуться.

– Господин Рамзин? – послышался вопросительный голос одного из шкафов.

Это они, типа, за него переживают? Хотят оказать посильную помощь, чтобы усмирить такую страшную меня? Я, мля, собой прямо горжусь!

– Все нормально! Едем домой, – рыкнул Рамзин.

Он с легкостью отстранился, при этом еще больше вжимаясь мне в живот жестким членом, и зафиксировал мои руки, скрутив их одной своей лапищей и придавив к дверце над нашими головами, а потом навалился снова, вцепившись в волосы и обездвижив еще и голову.

– Упырь хренов! – пыхтя, извивалась я. – Что, насилие заводит?

– С тобой – да. Хватит дергаться, тебе силы еще сегодня пригодятся, Яночка, – нагло ухмыльнулся он и впился в мои губы быстрым и сильным поцелуем, молниеносно отпрянув, когда я постаралась его укусить.

– Маленькая злобная сучка, – он крепче сдавил мои волосы, заставляя вскрикнуть и открыть горло, и стал целовать и покусывать подбородок и шею, толкаясь бедрами и тихо рыча. Долбаная зверюга, что играет с едой, прежде чем по-настоящему вонзить свои огромные зубы.

– Если надеешься, что я снова лягу под тебя, то обломайся, этого не будет, – прохрипела я, ощущая, как внутри все неизбежно начало плавиться и сокращаться от его запаха и ленивых, но дико уверенных движений внизу и агрессивных, но нежных ласк рта. Как я ни сжимала зубы, но скрывать то, как менялось мое дыхание, становилось все труднее. А при каждом его толчке в мой живот глубоко внутри прокатывался болезненный спазм мышц, желающих, чтобы он был сейчас там, в ставшей вдруг голодной глубине.

– Ты и так уже лежишь подо мной, – Рамзин прикусил кожу за ухом, и я не смогла остановить дрожи, пробежавшей по телу. – И сколько бы ты ни брыкалась, я знаю, что ты готова раздвинуть ноги, как и когда я прикажу.

– Ага, не сегодня, милый, – ухмыльнулась, я, борясь не столько с ним, сколько с собственным телом. – У меня на этой неделе голова болит. И, кстати, никогда!

– Сильно сказано, Яночка. Но я всегда получаю, что хочу, – и он облизнул укушенное место смачно, с оттягом, наглядно демонстрируя реакцию моего собственного вероломного тела на него. Мне отчаянно захотелось вцепиться в его горло… и облизывать его, возвращая каждое движение его рта, пока его не затрясет так же, как меня.

– А не пошел бы ты, самоуверенный засранец, – вместо этого проговорила я, закрывая глаза, не желая видеть свой личный зверский соблазн так близко. Никогда еще меня так не раздирало от взрывной смеси удушливой ярости и жуткого, просто крышесносного вожделения.

– Пойду. Обязательно. И не один раз. Потерпи только немного до дома. Не особо люблю публичные шоу.

– Насиловать будешь? За это сажают, ты в курсе? А с такой классной задницей, как у тебя, будешь в тюрьме очень популярен, Игореша. Прям звезда будешь. Светло-синяя, – глумилась я, не в силах больше сделать ничего.

– Я бы на твоем месте больше интересовался моим членом. Потому как видеться с ним вы будете часто и подолгу. А о собственной заднице я уж как-нибудь позабочусь.

– Сам? Или кого попросишь? Ты у нас и нашим, и вашим? Разносторонний, мля? – фыркнула я.

Рамзин опустил голову и вдруг резко прикусил мой сосок с пирсингом сквозь ткань. Мое горло сжалось от дикой смеси боли и ослепляющего удовольствия. Голова откинулась, и вскрик вырвался, как я его ни сдерживала.

– Я односторонний, дорогая. Но если будешь много болтать, тебя буду иметь со всех сторон. Хотя... я буду это делать в любом случае.

Я, конечно, не могла смолчать и хотела сказать что-то едкое, но Рамзин практически вломился в мой рот, как варвары врываются в беспомощную уже бывшую крепость, затыкая и целуя, словно карая за мой длинный язык. Больше не отступая и не останавливаясь. Твердо уверенный, что больше не посмею укусить или сделать любую другую подлость. И я действительно не могла. Потому что он реально распинал меня каждым властным рывком языка в глубине моего рта. Его губы твердые, властные, истинно мужские. Он не целовал – засасывал, сжирал меня, топя в себе, подчиняя, с треском ломая выставляемую защиту. Не грубой силой, а упорством, используя против меня мое же собственное тело.

Рамзин на минуту отстранился, давая мне отдышаться, и просто смотрел в мои наверняка ошалевшие от его напора глаза. Давая увидеть в этот краткий момент, что я не одна тут сейчас реально тонула в этом море животной похоти. Поджигая этим окончательно, обращая в пепел то, что еще во мне хотело бороться. Если бы он сказал хоть что-то, я бы опомнилась, собралась с силами и бросилась бы в драку опять. Но он молчал, открывая мне в каждом быстром вдохе, как сам был близок к настоящему безумию. А потом снова атаковал мой рот жадно, требовательно, как будто брал то, что всегда принадлежало ему по праву. И я сдалась. Просто отпустила. Прямо здесь и сейчас, пусть все будет так, как будет.

Почти не осознавала, как мы оказались в той же спальне, что и в прошлый раз. С трудом припоминала только, как запинались на каждом шагу, потому что, вцепившись в меня, мой зверь не желал даже немного разжать свою хватку. Я уже была готова к тому, что Рамзин опять вздернет меня на четвереньки и жестко оттрахает, как в прошлый раз. Но он, похоже, решил, что это будет слишком просто для меня.